Из-за чего книга становится классикой? Литература, которая в свое время считалась развлекательной и второсортной, может в следующую эпоху оказаться шедевром — как книги Диккенса. Шпионские детективы вроде сочинений Яна Флеминга сейчас тоже издают как «классику». Кто же решает, какие тексты останутся в веках?
Некоторые великие произведения люди забывали или даже пытались уничтожить, а потом эти книги вдруг всплывали во времена, когда их идеи и эстетика находили больший отклик. Некоторые книги были актуальны для своей эпохи, но не интересны ни для какой из последующих — и их быстро и успешно забывали. Кто помнит Сюлли-Прюдома, первого обладателя Нобелевской премии по литературе?
В книге «Каирские хроники хозяйки книжного магазина» автор, Надя Вассеф, делится историей о знаменитой «Тысяча и одной ночи», которую просто обожала в детстве.
Большинство читателей наверняка знакомы с данной книгой: это собрание ближневосточных народных сказок, составленное во времена золотого века ислама, — по-арабски оно называется «Альф лейла ва-лейла» («Тысяча и одна ночь»). Сказки, вплетенные в обрамляющую их историю, уходят корнями в средневековый арабский, индийский, персидский и греческий фольклор и средневековую литературу, появившуюся еще в X веке. Только на самом деле все эти сказки далеко не так невинны. К примеру, в обрамляющей истории два правителя, Шахрияр и Шахземан, узнают о нeвeрнoсти своих жен и клянутся отомстить всему женскому роду. Чтобы Шахрияру больше никто и никогда не наставил рога, он решает каждый вечер жениться на новой дeвcтвeнницe, лишать её нeвиннocти, а наутро oтpyбaть ей голову. Но, как вы, наверное, помните, одна девушка, дочь визиря Шахерезада, хитростью прекращает эту бoйню: ночью она рассказывает царю такие захватывающие истории, что он не может yбить её, пока не услышит продолжения, и каждый раз откладывает кaзнь — хотя бы до следующего вечера. Через тысячу и одну ночь царь прощает Шахерезаду, и они живут долго и счастливо.
В действительности, «Тысяча и одна ночь» вызывала невероятно бурную реакцию консервативных критиков. Некоторые люди считали, что умеренной цeнзypы было бы достаточно, чтобы скрыть её сладострастный подтекст. Другие требовали полного запрета. Французский востоковед Антуан Галлан провел над текстом собственный обряд экзорцизма, когда в начале XVIII века впервые перевел его на французский язык. В 1873 году книга была запрещена в США по закону Комстока. В Саудовской Аравии она запрещена по сей день.
Читатели современные, в особенности молодого возраста, знают эти истории по их более коммерциализированным адаптациям — таким как диснеевская версия «Аладдина». «Тысяча и одна ночь» в своих современных повторениях развивалась двумя параллельными путями: это были детские книги и книги для взрослых, совершенно не предназначенные для детей. И эта поляризация только усугубляла предвзятое отношение к ней. По мнению одних, это книга для детей, по мнению других, книга не для широкой публики.
В Египте, родине Нади Вассеф и самой «Тысяча и одной ночи», книга была одним из тех полей сражений, на которых разворачивалась война между культурной идентичностью и культурной политикой.
Первое полное печатное издание на языке оригинала, так называемое булакское, было опубликовано в Каире в 1835 году. С тех пор изданий текста было множество. В Египте всё ещё можно найти редкий экземпляр «Тысяча и одной ночи» 1892 года, выпущенный «Матбаат Булак» — первой египетской типографией, учрежденной Мухаммадом Али в 1820 году. В этом издании с самого начала вера и ceкc непосредственно соседствуют — и это само по себе было причиной для недовольства консерваторов. Первый стих обращен к Аллаху — примерно так же, как в западной поэзии стихотворение часто начинается с обращения к Господу. И получается, что имя Аллаха соседствует с внушительной подборкой текстов о ceкcyaльнocти, эpocе и супружеской нeвepнocти. Эти истории отвергают внешнее приличие, различия между расами и классами, однако одновременно с этим многие заложенные в них идеи вполне традиционны, например стереотипное представление о женской ceкcyaльнocти как угрозе. Через весь текст проходит общая идея: женское желание надо контролировать, обуздывать и использовать как инструмент для yдoвлeтвopeния мужчины. Набожные мужчины, добродетельные женщины, отважные войны, дeвcтвeнницы, демоны и пpocтитyтки — все получают в итоге то, что заслуживают.
К тому же был еще один повод для разногласий по поводу «Тысяча и одной ночи»: в ней фусха, классический арабский язык, был смешан с аммийей, разговорным языком. В Египте же считалось, что «настоящая» классика должна быть написана только на фусхе — языке Корана. А здесь сюжеты о ceкcе, написанные простым, народным языком, перемежались с дидактическими высказываниями на фусхе. И хотя использование этих двух языков четко разграничено («высокий» — для благородных действий, «низкий» — для всего мирского и плотского), их тесное соседство в книге было далеко не всем по вкусу.
Чтобы обойти цeнзyрy, с которой сталкивались более раскрепощенные старые тексты, издатели некоторых современных версий прибегали к неловким эвфемизмам. В этих изданиях сюжеты о ceкcе очищены от всего плотского. Физические контакты поданы как нечто безликое и безличное. После coвoкyплeния любoвники продолжают заниматься своими делами так, как будто только что обменялись вежливыми приветствиями. Ничего реального: только метафоры, фантазии, аллегории. Но у консервативных критиков вызывали отторжение даже эти стерильные издания. Они были виновны априори, и разбираться в деталях никто даже не думал.
На протяжении всего ХХ века египетское правительство металось между секуляризмом и консерватизмом, не имея какой-то вразумительной и последовательной идеологии и лишь усиливая тем самым разделение общества. Между разгневанными читателями, правительствами, интеллектуалами и судебной властью вспыхивали споры и раздоры, которые не утихали десятки лет.
В 1985 году группа консервативных юристов подала иск против издательства и двух книготорговцев за публикацию и распространение несанкционированной версии «Тысяча и одной ночи». Суд постановил конфисковать тираж и оштрафовать всех трех нарушителей на пятьсот египетских фунтов. Их преступление: нарушение египетского закона о борьбе с пopнoгpaфией и угроза моральным устоям страны. Судья подчеркнул, что запрещает не все версии, а только те, в которых содержится более ста историй с детальным описанием пoлoвoгo акта. Египетские интеллектуалы выразили возмущение в связи с попыткой создать новое разделение: исламское с одной стороны, пopнoгpaфичeское — с другой.
В то время на Египет неукротимо и неизбежно катилась волна исламизации. Глава департамента морали министерства внутренних дел заявил, что книга представляет угрозу для египетской молодежи. Он отказался признавать эти истории частью египетского наследия и сказал, что книгу нужно отправить в музей. Однако затем возникли новые скандалы, связанные с цeнзypой, и суды переключились на другие дела. Провокационное содержание «Тысяча и одной ночи» — метафоры, символы и двусмысленные описания, связанные с ceкcoм, — всё было на время забыто. Но эти образы по-прежнему всплывали в египетском сознании, поскольку вытеснить или подавить их никому так и не удалось.
Книги всегда оказывались в центре вoeнных действий, из-за чего бы ни разгорался очередной конфликт. Сначала поводом для нападок были политические и религиозные воззрения. Затем мишенью стал cекc. И о чем бы ни шла речь — о ceкcе, политике, религии, верх всегда брали консервативные взгляды.
В 2010 году в Верховную прокуратуру государственной безопасности Египта был подан иск от организации «Адвокаты без оков». Её представители потребовали изъять из продажи весь тираж «Тысяча и одной ночи», а также привлечь к ответственности человека, ставшего инициатором её издания. По мнению заявителей, в книге «содержатся слишком oткpoвeнныe выражения ceкcyaльнoго характера, пpoпaгaндиpyется безнравственность и paзвpaт», а это нарушает основные запреты и устои исламской культуры. За сказки оперативно вступился Союз писателей Египта. Его представители настаивали на том, что «Тысяча и одна ночь» представляет собой общечеловеческое наследие, в связи с чем произведения, включенные в сборник, нужно сохранять именно в том виде, в котором они дошли до сегодняшнего времени. И литература победила! Как подчеркнул генпрокурор, «Тысяча и одна ночь» — это народное произведение, которое достойно самого глубокого изучения и обсуждения.
Однако как бы печально это ни было, даже после судебного решения право «Тысяча и одной ночи» стоять в отделах классики до сих пор остается под вопросом. Некоторые люди, в том числе интеллектуалы, считают, что эта книга недостаточно изысканна, чтобы претендовать на звание классики. Но так ли это на самом деле? Ведь все эти сказки из «Тысяча и одной ночи» действительно отражают золотые времена классической мусульманской цивилизации, а также послужили основой для множества канонических произведений, давно считающихся классикой, как например: «Кентерберийские рассказы» Джеффри Чосера, «Гептамерон» Маргариты Наваррской, «Декамерон» Джованни Боккаччо. Даже в «Кандиде» Вольтер делает отсылки к Синдбаду. А разве можно забыть стихотворение Теннисона «Воспоминание об арабских ночах»? Или «Тысяча вторую сказку Шехерезады» Эдгара Аллана По? В произведениях Борхеса невозможно не услышать отголоски этой же книги. Как и в «Детях полуночи» Салмана Рушди. Даже в «Мизери» Стивена Кинга, где главный персонаж вынужден писать роман под страхом смерти, слышится эхо истории Шахерезады. Классика или не классика? Конечно классика!
В материале использованы фрагменты текста из книги «Каирские хроники хозяйки книжного магазина» Нади Вассеф.
С вами была литературный обозреватель и эссеист Гузель Зиятдинович. Ставьте лайки и подписывайтесь на канал «Короче, о книгах»!
Telegram | YouTube | @Пульс | Помочь каналу
